Удар в сердце - Страница 10

По выходе из лагеря Голунов раскрыл своим подчиненным военную тайну. Оказалось, что накануне вторжения русских войск владетель Аджарии Шериф-бей подписал с Россией тайное соглашение! Все его статьи ефрейтору никто, конечно, не выдал, но кое-что в штабе сообщили. В частности, люди Шериф-бея нарисовали, как смогли, карты местности. Той самой, где сейчас идут бои. Конечно, получились примитивные кроки, но в отсутствие других сведений им не было цены.

Теперь у разведчиков имелись важные ориентиры для поиска. На бумагах, что выдали Калине Аггеевичу, был нарисован Аджарский хребет с горным узлом Хино (8522 фута над уровнем моря). От него к Батуму отходит хребет Перанги, но пока начальству не до порта. Дай бог сначала подобраться к нему через горные отроги! А путь к конечной цели Рионского отряда преграждают три таких отрога: Чахатский (армия сейчас стоит на нем), Цихисдзирский и Чакво-Батумский.

Команде Голунова предстоит сильно углубиться в горы, почти до Чахаты. Этот горный узел много ниже Хино, всего 3310 футов, но он очень неудобен для любых передвижений. Зато там не будет лишних глаз и ушей. Даже кобулетцы сторонятся здешних скал. Местность там непроходимая.

От подошвы узла пластуны должны взобраться на отрог и по нему осторожно спуститься вниз. На гребне стоят три крупных туземных села: Хуц-Убани (по нему и назван весь отрог), Зенити и Кандиди. Между ними и раскинулись оттоманские позиции. Кроме турок, здесь полно местных жителей. Охотникам предстоит пройти гребень насквозь, запоминая все важное, и при этом не попасться. Ночью они ничего не увидят. Поэтому нужно затемно выбрать укрытие с хорошим обзором, весь световой день наблюдать оттуда, а ночью сменить пункт наблюдения. Учитывая протяженность высот, таких ночевок под носом у врага придется делать две. А на третью ночь необходимо обратно перейти реку, захватив по пути «языка».

Весь этот план Калина показал своим людям по выходе из лагеря. Пока не стемнело, троица продвигалась к горам по своей территории. Пришлось прикрываться лесом. Острая вершина Чахаты иногда виднелась из-за деревьев и, казалось, не приближалась. Но постепенно подъем стал труднее, а орехи сменились соснами. Наконец ефрейтор дал команду оставить мешки и ружья и подкрасться к берегу Ачкуа. Пластуны залегли в кустарнике. Голунов долго разглядывал противоположный берег в девятнадцатикратный бинокль. Алексей тоже старался увидеть что-то важное, но ничего не обнаружил. А вот Калина засек вражеский секрет. Три кобулетца с магазинными винтовками сторожили место, удобное для переправы. Пришлось вернуться в лес и опять тащиться к горам.

– Магазынки! – возбужденно ахал Джаверидзе. – Ай, какая вэщь! Говорят, там двынадцать зарядов, да?

– Пятнадцать, – поправил ефрейтор. – Двенадцать – в кавалерийских карабинах.

Вано совсем извелся от зависти.

– Это турки их вооружили, я знаю! У нас в цэлом отряде всэго чэтыре магазынных ружья. А тут в одном мэстэ тры! Давай на обратном путы зарэжем кобулетцев, а ружья забэрем!

– Обратно мы будем переходить напротив Даашбары.

– Вах, началнык! Давай пэрэдэлаем план! Здесь пэрэйдем, что тибе стоит?

– Нет, – твердо сказал Калина Аггеевич. – Мы должны пройти всю позицию из начала в конец. До того места, где отрог опускается в болото. Не возвращаться же потом обратно по турецким окопам из-за трех ружей! Мы зарежем этих ребят в следующий раз. Специально за магазинками придем и зарежем.

– Спэцыално – это нарочно, да?

– Да.

– Обещаешь, что ми суда еще вэрнемся и забэрем ружья?

– Обещаю.

На этом Вано успокоился и дальше шел молча.

Через версту они снова вышли к броду и опять обнаружили замаскированный пикет. Очевидно, туземцы охраняли переправы через Ачкуа. Но чем выше в горы, тем речка мельче. Ее уже и здесь можно перейти почти в любом месте. Преградой была скорее не она, а высокий левый берег. И тогда Голунов решил форсировать реку там, где нет ни брода, ни тропы. Главное, чтобы в береговой скале имелась щель, в которую смог бы протиснуться человек. Через триста саженей такая щель нашлась. Ефрейтор полчаса наблюдал за окрестностями, принюхивался и прислушивался. Было тихо и безлюдно. Когда сумерки стали опускаться на сосны, он первым вошел в быстрый поток. Через минуту трое пластунов уже ступили на вражеский берег.

Расщелина в скале оказалась неглубокой. Дойдя до ее конца, ефрейтор заткнул полы черкески за ремень и ловко забрался на трехсаженную высоту. Вторым так же быстро поднялся Вано. Алексей с непривычки провозился чуть дольше, но тоже справился. Пока не стемнело окончательно, Голунов вел своих людей на отрог. Это было очень трудно: колючки цеплялись за одежду на каждом шагу. Если попался, главное было не дергаться. Требовалось замереть на месте и кинжалом отрезать ветку. Если же начнешь вырываться, возиться, тогда в тебя вопьются сразу три-четыре шипа. И без посторонней помощи уже не выбраться.

Пластуны забрались на гребень, когда стемнело. На ощупь они нашли подходящую выемку в скале, почти пещеру, и укрылись в ней. Калина Аггеевич разбил время, оставшееся до утра, на три смены. Себе взял самую трудную, с двух до четырех часов, когда сильнее всего хочется спать. Разведчики намазались дегтем от комаров – и уснули.

Как только начало светать, они выбрались из пещеры и стали спускаться к морю. Голунов шел первым, Лыков вторым, Джаверидзе замыкал. По гребню тянулась убогая тропа, но она весьма облегчила путь. Калина нервничал: где тропа, там и люди. Поэтому он двигался в двадцати саженях впереди подчиненных. В себе казак был уверен, а тем требовалось время, чтобы спрятаться… Так они прошли три версты, пока не встретили первые признаки жилья.