Удар в сердце - Страница 20

Два дня Лыков и Голунов пробирались к берегу Кинтриши. Свои броски они делали или рано утром, или перед самой темнотой. Остальное время приходилось прятаться. Вольнопёр от голода стал легко засыпать, и сон его походил на забытье. Кубанец держался. Последний рывок они совершили на виду у конного патруля. Мигом переплыли реку и кинулись в кусты. Вслед им стрельнули, но тут же ответили наши секреты, и османам стало не до разведчиков.

Утром состоялось неприятное объяснение с начальством. В палатке Оклобжио собрались несколько генералов. На главный вопрос, где поручик Фокин, ефрейтор обстоятельно ответил. Помощник Оклобжио генерал-майор Засс начал сурово распекать охотников за то, что те не вынесли тело убитого с собой. Голунов сначала молчал, потом еще раз пересказал обстоятельства их провала. И то, как сами они чудом спаслись. Засс словно не слышал.

– Надо было нырять, искать тело командира! – наставительно заявил он.

– В той обстановке, ночью, в горной реке… С турками наверху… Это было невозможно, – твердо ответил Калина Аггеевич.

– Для русского солдата нет ничего невозможного! – пафосно изрек генерал.

– Ваше превосходительство, там течение! Ни зги не видать! – пытался объяснить дураку кубанец. – Кроме того, на поручике была сумка с золотом. Она и утянула его труп под воду.

– А может, поэтому вы его и не нашли? – догадливо спросил Засс. – Надо еще разобраться с этим золотом! Не вы ли его присвоили?

Когда до Голунова дошел смысл сказанного, он покрылся пятнами. Потом сжал кулаки и двинулся на генерала. На его пути встал поручик Агафонов и пытался остановить охотника. Тот оттеснил офицера и сделал еще шаг. Но уже подскочил Лыков. Он взял ефрейтора под мышки, как ребенка, и вынес из палатки.

Чуть не час Калина Аггеевич приходил в себя. Он умылся ледяной водой, надел крест, побрился и почистился. Сел на пенек и стал ждать решения своей участи. Формально он напал на генерала. В мирное время за это полагались дисциплинарные роты, в военное – расстрел. Лыков вился вокруг старшего товарища, пытался утешать, но тот лишь отмахивался.

Через час явился Агафонов и рассказал, что дальше происходило в палатке. Засс потребовал арестовать охотника и предать военно-полевому суду. Оклобжио не хотел казнить заслуженного человека, георгиевского кавалера. И ответил помощнику, что тот сам своим оскорбительным заявлением вывел ефрейтора из себя. Засс стал орать, что он генерал и не позволит всякой сволочи лезть на него с кулаками. И если начальник отряда оставит эпизод без последствий, он подаст рапорт главнокомандующему, великому князю Михаилу Николаевичу. Оклобжио сдрейфил и начал поддаваться. Но тут вмешался генерал-майор Шелеметев. Старый кавказец, уважаемый в войсках, он сказал:

– Никому не позволено унижать таким страшным подозрением русского солдата. Тем более георгиевского кавалера. Голунов своей службой давно показал, какой он человек. Герой! То, что они с этим вольноопределяющимся выжили, – настоящее чудо. Выжили, пробились к своим, принесли важные сведения – и их же обвинили в воровстве… Вы в своем уме были, ваше превосходительство, когда заявили такое?

– Да он же ефрейтор! Просто ефрейтор! Но посмел кинуться на меня, на генерала!

– И правильно сделал, – объявил Шелеметев. – Надо было и в морду дать.

В палатке стало тихо-тихо. А кавказец продолжил:

– Да, Голунов действительно ефрейтор. Всего-навсего. Это не значит, что у него нет воинской чести. Имя солдата, как известно, носит всякий военный человек, и это имя знаменитое. Согласно дуэльному кодексу, ефрейтор не может потребовать от вас удовлетворения. Но это готов сделать за него я. Или ваше превосходительство берет свои слова обратно?

Засс побледнел, а Шелеметев с презрением добавил:

– Учтите, я говорю серьезно. Честью не шутят. Ну?

– Но во время войны поединки запрещены!

– Мы отложим дуэль и сразимся тотчас после перемирия.

– Вы меня неправильно поняли… я просто высказал догадку!

– Вы настаиваете на военно-полевом суде для Голунова?

– Нет, совсем нет! Георгиевский кавалер и все такое… Я действительно погорячился. Эта история с золотом… Давайте забудем весь разговор!

Тут вмешался Оклобжио и заявил, что производит ефрейтора Голунова за храбрость, проявленную в поиске, в унтер-офицеры. Генерал Засс был совсем уничтожен и удалился из палатки…

– Слава богу! – обрадовался Лыков и побежал за вином. Они выпили втроем местного розового «Гуриели» – за новое звание Калины Аггеевича и за то, что они с Алексеем живы. Голунов медленно приходил в себя. Недавно он выказывал туркам свое презрение, когда те пытались взять кубанца в плен. А тут испугался – того, что расстреляют свои. Что опозорят его имя. Идти на штыки много легче, чем разговаривать с иными генералами…

– А что наши сведения? – спросил Алексей у поручика Агафонова.

– Они никому не нужны, – вздохнул тот. – Дальняя разведка сорвалась. А то, что вы нашли на обратных скатах Самеба, штабистов не впечатлило. Ну, шесть тысяч резерва… Вы же видели не больше?

– Не больше.

– И что? Это не тридцать тысяч, как предполагал Фокин.

– Но они ведь там сидят! Валентин Осипович был прав в своей догадке!

– И я верю, что сидят. Вы просто не дошли до Ципнарской позиции, где у турок главные резервы. Но как теперь доказать это Оклобжио, я не знаю.

– Значит, будет штурм, – вздохнул Калина Аггеевич. – Эх, сколько народу положат…

И ушел к маркитантам за новой бутылкой.

Стычка Голунова с помощником начальника отряда окончилась для него благополучно. Но на всякий случай пластуна решили убрать с глаз долой, на время. Тут кстати возмутились сдавшие было оружие кобулетцы. Они начали собираться в шайки и нападать на солдат. Командование наскоро организовало карательную экспедицию, куда включили и Голунова с Лыковым. И отослало всех в горы.