– Что же вы предлагаете, Сергей Юльевич?
– Более разумным мне представляется тайное дознание. Пусть мошенники думают, что мы ничего не заметили и их операция прошла успешно.
– А-а… Понимаю, понимаю…
– Вот именно, Иван Логгинович! Подошлите туда секретных людей, агентов! Есть же у вас такие? И они будут наши глаза и уши. Жулики, раз удалась афера, непременно захотят ее повторить. Привезут новые фальшивки. Тут-то полиция их и схватит. Верно говорю?
Горемыкин пожевал губами. От этого его знаменитые усы опустились вниз, словно часовые стрелки.
– Как у вас все легко, Сергей Юльевич… Гладко только на бумаге выходит! Тайные агенты, то да се… С Кречетовым в игры играть – дело трудное. Он о прошлом годе трижды встречался с государем! Дайте подумать.
– Если требуется, я завтра же инициирую Высочайшее поручение, – с самым невинным видом предложил Витте. – У меня как раз доклад. Тогда дознанию будет оказана любая помощь!
Горемыкин встал.
– Нет уж! Помощь и без того явится. Передайте Его Величеству, что вверенное мне министерство берется за дело!
Директор Департамента полиции действительный статский советник Зволянский вызвал к себе Лыкова. Тот вошел, протянул руку:
– Здорово, кавалер!
– Здорово, кавалер!
С глазу на глаз они были на «ты». Зволянский, всего двумя годами старше Алексея, делал карьеру у него на глазах. А до того воевал с турками, тоже вольноопределяющимся, только не на Кавказе, а в Болгарии. За бой под Телишем был награжден солдатским Георгием.
В Департаменте полиции оба кавалера сначала шли вровень. Оба имели Владимирский крест четвертой степени, в чине титулярного советника. Вместе обеспечивали безопасность государя на коронации в 1883 году и получили за это коллежских асессоров. Потом Зволянский рванул вперед. Он стал личным секретарем при Плеве и старшим помощником делопроизводителя при Дурново. А Лыков по семейным обстоятельствам вышел в отставку. Когда вернулся, Сергей Эрастович был уже вице-директором.
Затем начались передряги. За три года в Департаменте полиции сменилось три директора, а это вредно для дела. Когда Горемыкина назначили министром, он тут же посадил в кресло Зволянского. Алексей объяснял это просто: правовед тащит правоведа. Там такая стачка! Но злые языки говорили другое. Зволянский и Горемыкин одновременно были любовниками жены генерала Петрова, сменившего Дурново. Молодая и блудливая бабенка сдружила саврасов, хотя министр был на шестнадцать лет старше своего «заместителя»… Так или иначе, Зволянский сделался начальником Алексея. Хорошие отношения между ними сохранились, службе это не мешало. Раз в год Сергей Эрастович даже ходил к Лыковым в гости, на именины хозяина. Надевал при этом свой солдатский Георгий, сослуживцы выпивали много водки и вспоминали войну… Когда бывший канонир начинал рассказывать, как он мазал сапоги розовым маслом, для бывшего пластуна это был сигнал: пора завязывать!
– Скажи-ка, Алексей Николаевич, а давно ты был в Москве?
– По делам или так, проездом?
– По делам.
– В девяносто пятом. Я тогда по просьбе великого князя Сергея Александровича инспектировал его нового начальника сыскной полиции.
– Рыковского?
– Да.
– У тебя с ним хорошие отношения?
Лыков пожал плечами:
– Не ссорились. Владислав Рудольфович – католик, и это почему-то смущало его начальство. Я приехал, поглядел… На своем месте человек! Бывший судебный следователь, который ради казенной квартиры пошел в сыщики. Там, ты знаешь, пятеро детей: не до жиру. Ему было трудно, это можно понять, но он старался. Мы расстались по-хорошему. Я поздравляю его закрыткой с католическим Рождеством, он меня – с православным.
– Ага! Отношения рабочие. Дас ист гут!
– А что, надо ехать в Москву?
– Получается, так. К Горемыкину сегодня пришли Витте и Плеске, управляющий Госбанком. Ты знаешь, что идет обмен старых банковских билетов на новые. И фальшивомонетчики решили воспользоваться. Это ж какой вал хлынул! Все население бежит в банки сдавать прежние банкноты. В нынешних содоме с гоморрой самое время сбыть свои липовые бумажки! Так и случилось. Один из московских банков всучил конторе Плеске целый мешок фальшивок. Думали, проскочит. Прежние купюры перерабатывают для бандеролей, занимается этим Экспедиция заготовления государственных бумаг. Сколько уже там сварили в чанах фальшивок, мы не знаем. Но этот мешок развязался, стали собирать – и обнаружили подделку! Представляешь? Повезло.
– Много было в мешке?
– Почти сто пятьдесят тысяч.
– Ого! Но от нас-то что требуется? Пусть московское сыскное начнет дознание. Кто принимал банкноты, кто ставил печати… Наверняка замешан старший кассир и кто-то из рядовых. И один из директоров. Все же просто.
– Да, но это банк Кречетова!
– Ну и что? Коммерции советникам уже дозволено законы нарушать? Кречетов вообще негодяй, он, если хочешь знать, первый на подозрении!
– Допускаю это, – не стал спорить Зволянский. – Однако есть еще соображение. Мешок, что так некстати развязался, был не первый, купюры меняют уже третий год. Но, скорее всего, он и не последний!
Лыков насторожился:
– Ты хочешь сказать…
– Именно! Сейчас Рыковский поднимет шум, схватит маленького кассира, доложит о раскрытии дела. А главные лица останутся в тени. Не лучше ли поступить умнее? Сделать вид, что все прошло для жуликов удачно. Они пустят по проторенной тропе следующую партию. Мы заранее расставим везде своих людей. Отследим всю цепочку. И одним махом возьмем шайку!