Удар в сердце - Страница 56

Сыщики просидели у Полякова почти весь день. Первым делом придумали агенту имя и родословную. Теперь это был Парамон Кошкин, уроженец деревни Миндово Кинешемского уезда. Миндово – имение баронов Нольде, поэтому на них и повесили грех с крестьянскими девками… Парамоша – так сразу стал называть агента Поляков – запомнил несколько ходовых вичугских словечек. Когда сели чаевничать, выяснилось, что молодой человек не умеет прихлебывать из блюдечка. Иван Кондратьевич научил его пить чай вприкуску, вытирать рот ладонью и почтительно говорить со старшими. Он очень ответственно подошел к просьбе Лыкова: внимательно наблюдал за манерами «крестного» и разбирал их. Хозяин сделал множество ценных замечаний.

Гости остались на обед. К столу вышли жена и дочка Ивана Кондратьевича. Тот представил мужчин. Лыков сошел за делового партнера, а Валевачев впервые попробовал себя в роли Парамоши. Самое удивительное, что дочке он понравился! Настасья Ивановна любезничала с ним, как ни с кем другим доселе, рассказал потом за сигарами промышленник. И шутя погрозил «крестному» кулаком:

– Смотри, Парамон, в зятья не возьму!

Через сутки Лыков получил ответ на свой запрос, причем не из Петербурга, а из Варшавы. Лятур оказался известен тамошнему сыскному отделению. Он был врачом Института нравственного исправления детей в селе Мокотов. И разрешил наказать провинившегося воспитанника, не заметив у того порока сердца. Подросток умер под розгами, и эскулапу пришлось оставить должность. Сколько же жизней на совести этого человека?

Шишка, или Никифор Бардыгин, тоже имел отношение к исправительному заведению. Он служил там экзекутором и был уволен вместе с Лятуром. Видимо, эта парочка шла по жизни вместе.

Лятура однажды допрашивала Варшавская сыскная полиция по подозрению в реализации поддельных банковских билетов! Но он сумел выкрутиться. Горячо, горячо… И конечно, Альфред Осипович происходил от приказчика галантерейного магазина, полуфранцуза-полуполяка. И аристократическую приставку «де» присвоил себе незаконно, уже в Москве. Здесь он не сразу вышел в люди. Несколько лет Лятур вел врачебную практику и одновременно подрабатывал биржевым зайцем. На бирже попался на глаза Ивану Пименовичу, услужил ему в каком-то деле и через это стал банкиром. Возможно, оформление акта о естественной смерти старшего Кречетова и есть та услуга… А теперь полуграмотный докторишка сделался О-Бэ-Пэ.

Ответ на другой запрос пришел из родного департамента. Оттуда сообщали, что все известные полиции российские фальшивомонетчики сидят на каторге. Если не считать тех умельцев, которые никогда в империи не были, а рисуют фальшивки за рубежом. Из доморощенных уцелело лишь двое. Один бежал аж в Америку и наверняка там сейчас ваяет доллары, а второй пропал бесследно. Это еврей-гравер по фамилии Подольщиц. Последний раз его видели три года назад в Варшаве.

Алексей показал ответы Рыковскому и заявил:

– Что-то часто у нас мелькает этот город. Скажите, Владислав Рудольфович, а Кречетов туда наведывается?

– Не знаю.

– Надо узнать. Черт, неужели они поставили печатный станок в самом Мокотове? Это же какая наглость!

– Не может быть, – возразил коллежский советник. – Я ведь учился в Варшаве и знаю это место. Мокотов лишь называется селом. А на самом деле аристократический пригород! Фактически он уже в черте города. Кто же станет печатать фальшивки на виду у всех?

– Институт нравственного исправления детей находится в ведении Министерства внутренних дел, – пояснил Алексей. – Это приют для молодых преступников. Закрытое место. Никому и в голову не придет искать там печатный станок! Умно, умно… если, конечно, моя догадка верна. Владислав Рудольфович, расскажите мне о Кречетове все, что знаете. Что он за фрукт? И как лучше всего взять его за тазобедренный сустав?

– Он крупная фигура, по-настоящему крупная. Честно говоря, я не уверен, что нам удастся, например, засадить его в тюрьму.

– Настолько богат?

– Иван Пименович многолик, и в этом его сила. Он владелец «Товарищества мануфактур Кречетова». Председатель правления Московского промышленно-купеческого банка и член правления еще в двух банках. Председатель Учетного комитета Московской биржи, а это очень влиятельная должность! Коммерции советник. Почетный мировой судья. Почетный опекун и в этом качестве представлялся государю! Многолетний гласный Городской думы. Член попечительского совета Художественно-промышленного музея и Московского Императорского коммерческого училища. Владелец больших паев в Зуевской и Гаврилово-Ямской мануфактурах. Учредитель богадельни в Ямской слободе и приюта для слепых и малозрячих на Введенских горах. Состоит в четвертом классе. В минувшем году Кречетов трижды встречался с Его Величеством. А уж с Витте он общается ежемесячно! Как же мы возьмем такого за сустав?

– Витте его уже списал, выдав Горемыкину.

– А вы в этом уверены, Алексей Николаевич? Откупится в очередной раз. Ему не впервой.

– Вы чего-то опасаетесь, Владислав Рудольфович?

– Опасаюсь, – честно ответил начальник МСП. – Вы уедете в Петербург, а мне тут служить. Снова вспомнят, что я поляк и католик…

Лыков уходил из Малого Гнездниковского переулка в невеселом настроении. Что за служба! Исполняешь честно свой долг и боишься, как бы за это не поплатиться…

Через четыре дня обучение «демона» закончилось. К этому времени артельщик Избышов уже лежал в военном госпитале с клизмой в одном месте. Илья Кондратьевич посетил банк и потом пожаловался Кречетову: