Удар в сердце - Страница 40

– Бей! – рявкнул бородач и налетел на сыщика. Тот извернулся, прикрываясь умирающим. С другой стороны сыщика тоже атаковали. Больно чиркнуло по груди, и резануло плечо. А потом нападавшие бросились прочь…

Сыщик стоял, прижавшись к двери, ни жив ни мертв. По животу струилась теплая кровь, и болели распоротые пальцы левой руки. Куда ему попали? Он прислушался к ощущениям. Вроде ничего серьезного… Легкое не пробито, а бок лишь оцарапан.

В ногах Лыкова лежал мертвый налетчик, убитый своими же. Корпусным телом он прикрыл надворного советника. Гайменники напали с двух сторон, но ударить метко не сумели. Повезло…

Подбежали городовые. Сыщик показал им полицейский билет и велел вызвать сыскную полицию. А сам на извозчике отправился в ближайшую больницу.

Через час он сидел в кабинете Рыковского и медленно приходил в себя. Его едва не зарезали средь бела дня! И где? В Москве! Тут если околоточному поставят фингал под глаз, это уже чрезвычайное происшествие. И вдруг покушение на высокое полицейское начальство, неслыханное по дерзости, в центре города! Самое же страшное было то, что гайменники охотились именно на Лыкова.

– А ведь это был он, – сказал сыщик Владиславу Рудольфовичу. – Он, сволочь!

– Кто «он»?

– Безносый.

– Да вы что? – ахнул коллежский советник.

– Я узнал его.

– Как вы могли его узнать, если никогда до этого не видели?

– Ну как же! Видел. В семьдесят седьмом году, в Аджарии. Помните, я рассказывал? Голодный конь откусил нос казаку Ейского полка. Почти у меня на глазах. Когда я подошел, ему перевязывали лицо. Он! Рост, осанка, и эти голубые глаза… Глаза я узнал тут же. У нас с тем казаком вышла ссора из-за брезентового ведра, незадолго до несчастного с ним случая.

– Из-за брезентового ведра? – удивился поляк. – Поясните!

– Ну да. Поильное ведро, складное. Он свое потерял и хотел стащить из нашей охотничьей команды. Я увидел и не дал. Сцепились. Детина понадеялся на силу и… огреб с лихвой. А потом его увезли в лазарет, и больше я того казака не видел.

– Но сегодня вы его узнали?

– Да. Помню даже, что он прибыл в полк из гвардии. Не иначе, за какую-то провинность.

– Точно из гвардии? – вскинулся Рыковский. – Это поможет его найти! Штрафованный гвардеец в Ейском полку – таких единицы. Почему вы решили, что он оттуда?

– Казак при мне обратился к подъесаулу, назвав его «ваше высокоблагородие».

– Ну и что? – не понял коллежский советник.

– Так делают лишь в гвардейских казачьих полках. Всех офицеров независимо от чина титулуют высокоблагородием. У него осталась привычка.

– И вы это вспомнили? Спустя столько лет?

– Да. У меня абсолютная память. Опять же, главарь гнусавил. А фальшивый нос над большими усами! А бородища! Все, как я предполагал.

Рыковский глядел на своего помощника с ужасом.

– Понимаете, что это значит? – спросил Алексей.

– Как не понять! Безносый откуда-то знал, что дело поручено вам. И у вас есть подозрение на военную рану! Он почуял: инкогнито вот-вот раскроют. И напал первым.

– Да. Кто-то из сыскных надзирателей или предатель, или болтун.

– Болтун? – переспросил Рыковский.

– Да. Помните, я ориентировал их расспросить осведомителей? Вот они и расспросили. И один, вместо того чтобы дать сведения, ловко провел своего надзирателя. Разузнал в подробностях, кто такой Лыков, какие у него версии, про войну узнал. И сообщил Безносому.

– Так и было! – согласился начальник сыскного отделения. – Осведомитель, пся кошчь! Это мы для него осведомители… Ну, доберусь я до него!

– Сначала этого ловкача надо найти. Он стоит очень близко к Безносому: весть обо мне дошла до главаря за сутки.

– За двое, – не согласился Владислав Рудольфович. – Совещание было позавчера.

– День у них ушел на слежку и подготовку покушения, – пояснил Алексей. – Следили ловко: я никого не заметил.

Сыщики попросили чаю, сели за угловой столик. Алексей взялся за карандаш.

– Ну, кто у нас на подозрении? Предлагаю исходить из того, что в отделении болтун, а не предатель.

– Да, – торопливо поддакнул коллежский советник. – Предателя пока рассматривать не будем.

– Вы уже успели изучить кадр? Кто из надзирателей самый способный?

– Мойсеенко! Но он же и самый неприятный. Конечно, когда нужен результат, Мойсеенко его дает. А для начальства это важнее всего. Но где грань?

Лыков сразу понял, что имеет в виду начальник отделения. Действительно, хороший агент сыскной полиции обязан общаться с преступниками. Нельзя победить то, чего не знаешь. Он вынужден до известной степени сближаться с ворами, делать им мелкие поблажки, кое на что закрывать глаза. У Шереметевского, помощника начальника ПСП, среди воров были почти что приятели! Но он знал меру и держал дистанцию. Иные же агенты входят во вкус близких отношений с преступниками. Это ведь нужно для службы! Но грань очень тонкая, и ее легко переступить. Уголовный – человек из враждебного мира. Там нет ни чести, ни совести, а обычные люди для фартовых – только добыча. Бараны, которых принято стричь. Сыщик видит это и понимает, что в паре с вором он может хорошо заработать. И начинаются фокусы, столь вредящие репутации сыскной полиции. Человека обокрали, он обратился в отделение, а ему там шепотом говорят: отдай треть – и вернем тебе остальное. А иначе ничего не получишь! Или найдут покражу и запирают ее в сейф как «вещественное доказательство». Хочешь получить кровное – плати. Почти в каждом отделении есть такие мастаки. У них, конечно, имеются осведомители. Иногда они «сдают» фартовых – из мести или убирают конкурентов. Агент арестовывает воров, его акции в глазах начальства растут. Если даже наверху чуют неладное, потакают ловкому подчиненному. Главное – результат! Этой формулой оправдывается все.