– Да мы из одной станицы…
– За что тебя исключили?
– Лишение всех прав состояния. Сосед у меня был – богатый! Ну и… зарезал я его. Думал, не найдут, а вот нашли.
– Так ты беглый?
– Третий год как.
– Откуда сделал ноги? С каторги?
– Не доехал я до каторги, ваше высокоблагородие. С пересылки утек, с-под Тюкалинска.
– Это в Тобольской губернии который?
– Так точно.
– И дальше что делал?
– Так вы ведь знаете!
– Мы-то знаем, но ты скажи.
– Ну, людей мы с Безносым резали… Я его встретил в Ростове. Обрадовались друг дружке, выпили и сговорились. Мишка еще с нами был, которого Безносый кончил… да вы помните!
– Как не помнить!
– Арсентий-то сообразил, что вы Мишку не отдадите, и кончил. Свой своего, э-эх… Да нельзя же было его вам оставлять! Хоть он тоже казак, но из другой станицы, из Ясенской.
– А этот кто такой, которого ты с Хитровки забрал?
– Прибился. Зовут Васька.
– Так кто он?
– Он, ваше высокоблагородие, просто Васька.
– И что, взаправду сумасшедший?
– Нет, просто тупой. Когда сидел в следственной тюрьме, его там научили прикидываться. Есть такие знающие люди…
– Понятно. Кататонию всех легче изобразить. Васька тоже резал?
– Все больше за руки держал.
– А кто убивал?
– Арсентий. Он от этого прямо трясся весь, нравилось ему. Нелюдь! Я-то не ангел, но смотреть и мне было тяжко…
– А почему он в шею всегда бил? Это же трудный удар. Легко и промахнуться.
– Он так первого человека зарезал, еще на войне. Турка какого-то. Ну и повадился кувшин по воду ходить… Набил руку будь здоров! Ни разу не было осечки.
– Еще вопрос. Впервые мы услышали кличку Безносый от одного налетчика. Потом он исчез. Не вы его?
– Это Лихарев, что ли? – спросил казак. – Из Марьиной Рощи?
– Да.
– Нет, он сам убёг. Атаман искал человека, чтобы способный был. Ну, предложили Лихареву. Тот сходил с нами один раз и больше не стал!
– Что так?
– Да он поглядел на Безносого в деле и опешил. Убивать-то, говорит, зачем? Всю полицию тока взбаламутили! Стукнули в голову, чтоб не до смерти, взяли дуван и ушли… А тут? Нет, я с такими дураками дел не имею! И концы в воду.
Лыков откинулся на спинку стула, пристально всмотрелся в арестованного. Было чувство, что тот говорит правду. И не станет долго запираться…
– Ну что, Иван, поговорим откровенно?
– А поговорим!
– Плохо твое дело.
– Совсем плохо, ваше высокоблагородие?
– Совсем. Убийство, побег, затем разбой. Скольких вы там в Ростове зарезали, я не знаю, но по Москве за вами шестеро. Плюс покушение на убийство полицейского. Меня то есть. Это бессрочная каторга.
Отченашенко насупился и долго молчал. Потом спросил:
– Сделать-то можно что-нибудь? Или уже конец? Подыхать пора?
– Расскажешь все честно – два-три года судья скинет. Но не больше.
Бывший казак закрыл лицо шапкой и застыл так.
– Надо было раньше думать, как ответ держать, – продолжил Алексей. – Ты чего же хотел?
– Денег я хотел да легкой жизни… Значит, бессрочная?
– Нет. Это лишь называется так. Сроки есть. Прибудешь на Сахалин, тебе там сразу скинут до пятнадцати. Дальше порядок такой: шесть-семь лет в разряде испытуемых, это самые тяжелые будут годы. Потом, если нет замечаний от начальства, переводят в разряд исправляющихся. Живешь уже не в тюрьме, а на вольной квартире. Только кормиться ходишь в казарму, а можешь брать пайком.
– Да вы что!
– Точно говорю, я же там служил начальником округа. Исправляющимся будешь лет пять, много шесть. Затем на поселение. Строишь дом, берешь бабу в хозяйки, из таких же арестанток, и живете семейно. Детей можно завести.
– Чудеса говорите… То есть жизнь на каторге не кончается?
– Ты, Иван, сам свою жизнь сгубил. Винить некого. Но есть возможность исправить, последняя. Трудно, долго, тяжело… Однако выбраться можно. Через десять лет поселения получаешь права крестьянина и уезжаешь с Сахалина. Можешь даже домой вернуться, на местожительство. Раньше было нельзя, а теперь разрешили. Представь себе это и подумай. Женишься, дети пойдут, и к старости у тебя будут семья и дом. Только к старости! Но будут. Решай сейчас.
– Что от меня требуется, ваше высокоблагородие? Арсентия выдать?
– И Арсения выдать, и показания дать правдивые. Обо всем, что вы с ним натворили.
– И суд может скинуть годик-два?
– Я напишу в акте дознания, что ты помог сыскной полиции. Следователь передаст дело прокурору, и там будет то же самое. Прокурор в суде, когда заявит требования, отметит твою помощь и попросит смягчить наказание. Судьи всегда идут навстречу.
– Понял. Спрашивайте, что хотите, ваше высокоблагородие! Как на духу. Что ж, мне одному на нарах гнить? Нет, резали вместе и отвечать надо вместе!
– Хорошо. Как нам поймать Безносого?
– Квартира у него есть в Дегтярном переулке, но вы уж его там не застанете. Он от Саврасенкова туда побежал. Спохватал вещи и утек. Где теперь его искать?
– Ты, если бы хотел его найти, что бы сделал?
– Я бы к Агриппине пошел.
– Вот как? Она его маруха?
– Да. И еще казну хранит. Вы заметили, что денег в квартире почти не взяли? Ножи там, револьверы… А мы ведь семь тыщ награбили! Арсентий их к Груше снес и ей доверил. Вот там что!
– Любовь у них?
– Это у него любовь, а баба свою сметку имеет. Крутит им, как ей выгодно. Хитрая!
Надворный советник устроил очную ставку Затейниковой с Отченашенко. Баба опять показала нрав.
– Какие еще деньги? – крикнула она в лицо казаку. – Ты мне их давал?
– Нет, давал Арсентий. Он мне сам о том сказал.